Недовольно насупившись, я все же сделала как посоветовал мне Кемдигин. Наблюдала, как мой зеленый малыш, с сомнением несколько раз оборачиваясь, пошел исполнять мой приказ, пыталась не только обуздать свои эмоции, но и придать лицу ничего не значащее выражение. Мне не хотелось показывать стоящему рядом со мной несносному типу, насколько сильно меня задели его слова. Но вот спинозавр уже погрузился в воду и радостно фыркнув, исчез на глубине. Я же в ожидании посмотрела на Берозая.

— Идемте, здесь недалеко я оставил аэрокар. Остальное все обсудим дома.

Не то, чтобы мне хотелось куда-либо идти с этим мужчиной, но поговорить нам действительно было необходимо.

31

Всю недолгую дорогу, что мы добирались до дома, я демонстративно смотрела в окно, отвернувшись от мужчины, управляющего аэрокаром. Я была раздосадована, зла и обижена. Знала, что он все это чувствует, но ничего с собой поделать не могла. В отличие от некоторых, я живой человек со множеством эмоций, а не холодная ледышка с каменным сердцем в груди.

Благодаря тому, что все мое внимание было отдано панораме за окном, я увидела дом Кемдигина сразу же, как только он появился на горизонте, и тут же отметила необычную суету возле двухэтажного здания. На лужайке стоял грузовой аэробус, в который загружались вещи, выносимые из дома. Несмотря на гложущую душу обиду, от вопроса я все же не удержалась.

— Что происходит? Мы куда-то уезжаем?

По-хорошему, если защитный периметр нарушен, так и должно быть. Всех людей из опасной зоны необходимо эвакуировать. Но это только мои мысли, о чем думает и как собирается действовать адикари, я не знаю. Поэтому и замерла в ожидании ответа. Несколько секунд тишины и вот уже наш аппарат приземлился. Перед тем как открыть дверь, Берозай бросил короткое.

— Мы с вами остаемся. Можете освежиться, переодеться и поесть. Думаю, вы проголодались. Предлагаю через час встретиться в моем кабинете. Там все и обсудим.

Закончив свою речь, Кемдигин протянул мне плед, лежащий на заднем сидении. Только после этого я осознала, что все это время продолжала сидеть перед ним с голыми ногами, только в футболке, пусть и удлиненной, и трусах. Как-то после всего случившегося такая мелочь, как потерянные где-то шорты, совершенно забылась. Хорошо хоть все высохло давно и не просвечивалось. Почувствовав, как мои щеки покрылись предательским румянцем, я завернулась в предложенную вещь, тихо поблагодарив. Сверкать голым задом перед посторонними мне совершенно не хотелось.

Направившись в дом, я боковым зрением отметила, что адикари не последовал за мной, а пошел в сторону аэробуса. Так как шла я, опустив голову и вперив в землю отрешенный взгляд, то не удивительно, что умудрилась с кем-то столкнуться у самой двери дома. Подняв голову, я увидела женщину, с любопытством рассматривающую меня.

— Прошу прощения, я задумалась и не заметила вас.

Извинившись, я отступила в сторону, пропуская незнакомку, но та не спешила продолжить свой путь. Вместо этого она продолжила изучать меня грустными, но при этом очень добрыми глазами. Выглядела женщина, несмотря на то, что ей явно было больше пятидесяти и она была выше меня на полголовы, как хрупкая статуэтка. Фарфоровая, почти прозрачная кожа, посеребренные сединой волосы уложены в аккуратную прическу, лучики морщинок у знакомых глаз и мягкая, казалось всепонимающая, улыбка на губах.

— Здравствуй, Дашенька. Как же я рада, что смогла увидеть тебя.

Только увидев женщину, я сразу же догадалась кто она. В отличие от дочери, сыновья не были похожи на мать, разве что глазами. Вот только если у Кемдигина они были льдисто-холодные, то у его мамы излучали тепло.

— Здравствуйте.

Здороваясь с матерью Берозая, я чувствовала неловкость, так как не знала о чем с ней говорить и при этом очень надеялась, что она не начнет меня спрашивать о моем непонятном статусе невесты ее старшего сына. Врать я ей не собиралась, при этом и огорчать эту женщину мне не хотелось. От нее исходила такая приятная аура доброжелательности, которую я еще ни у кого на этой планете не встречала.

— Меня зовут Янина, я мама Ийи, Берозая и Гайнатара.

— Приятно познакомиться, я — Даша.

Так как мой ответ прозвучал глупо, она же и так уже знала мое имя, я растерялась еще больше, просто не зная, что еще сказать. В ответ же, ко мне протянули руки и нежно обняли. От этого простого жеста, после всего того, что я пережила на этой планете, на моих глазах тут же выступили слезы. Я почувствовала себя так же, как и в объятиях своей родной мамы. Как же я по ней соскучилась. И по отцу. И даже по своему несносному, вредному, младшему брату. Неужели меня никогда не выпустят с Ниара и я их больше не увижу?

— Тише, девочка, тише моя хорошая. Знаю, тебе тяжело, но поверь мне, все будет хорошо. Все, обязательно, сложится хорошо. Не сомневайся.

Меня успокаивали, слегка покачивая из стороны в сторону и нежно гладя по волосам. Отчего мне стало себя еще больше жаль. И тут же мои слезы горьким потоком устремились из глаз, по щекам прямо на светлое платье Янины.

На то, чтобы взять себя в руки и успокоиться, мне понадобилось минуты три-четыре. После чего, отстранившись от женщины и размазывая руками слезы по щекам, я еще раз извинилась.

— Прошу прощения, за испорченное платье и истерику. Обычно я не такая нюня, сейчас просто что-то нашло.

— Все хорошо. Ты хоть и сильная, но у тебя сегодня был сложный день. Да и не только сегодня. Тебе надо было выпустить эмоции. Вот ты и облегчила душу. Нельзя все держать в себе. Это ни к чему хорошему не приводит. А платье…, - женщина только махнула рукой, — да что с ним станется. Через несколько минут высохнет.

— Спасибо.

Мне действительно полегчало и на душе стало так светло и спокойно, что я хоть сейчас готова идти сворачивать горы верша праведные дела.

— Это тебе спасибо.

Услышав слова благодарности от Янины, я удивленно посмотрела на женщину. А меня-то она за что благодарит? В ответ увидела еще одну подаренную мне добрую улыбку.

— За дочь. За то, что не бросила ее, не убежала, не испугалась и спасла.

Опять это мое лицо. Надо учиться сдерживать свои эмоции, а не выдавать их всем встречным подряд. В один прекрасный момент, из-за неумения контролировать себя, у меня могут возникнуть большие проблемы.

Я уже было собралась отнекиваться, когда мать Берозая продолжила.

— А еще, спасибо тебе за сына.

Удивленно посмотрев на женщину, я переспросила, а то мало ли, вдруг от всего случившегося у меня начались слуховые галлюцинации.

— За сына?

Хотелось, на всякий случай, уточнить за которого именно, но я не стала усложнять ситуацию, так как и сама догадывалась о ком идет речь. Янина же тем временем продолжила.

— Я же уже думала, что вскоре его потеряю.

— Потеряете? — мой испуганный взгляд метнулся в сторону аэробуса. — Ваш сын чем-то болен?

— Берозай? — женщина проследила за моим взглядом и тут же отрицательно качнула головой. — Нет. Во всяком случае, я про это ничего не знаю.

Услышав ответ, я непроизвольно нахмурилась.

— Тогда я не понимаю.

Мать Кемдигина посмотрела на меня своими печальными глазами, после чего тихо спросила.

— Ты же знаешь о нашей особенности?

Особенностей, которые присущи только ниарцам, было много и, чтобы не теряться в своих догадках, я произнесла первую пришедшую мне в голову.

— Это вы об эмпатии говорите?

Короткий кивок головой подтвердил мою догадку.

— Да, именно об этом. На нашей планете все более-менее разумные существа обладают в той или иной степени этой способностью. Поэтому все мы с детства учимся контролировать себя и закрываться, как от того, чтобы самим излучать эмоции, так и от того, чтобы улавливать чужие. Вот только на мужчин из правящих семей ложится больше обязательств и требования к ним предъявляются строже. Им же приходится общаться не только с людьми, но еще и с дикими, склишами и торшами. Все это даром не проходит и оставляет в их душах свой отпечаток, заставляя некоторых из мужчин закрываться еще больше. Берозай же, с еще несколькими молодыми людьми, взял на себя дополнительные обязательства, отвечая еще и за общение с представителями разумных рас на других планетах. Вот только, если его друзья сменяются через какое-то время, то мой сын ни разу не позволил себе этого. Он взвалил на себя тяжелую ношу и, даже зная, чем это может для него обернуться, не хочет перекладывать ее на других. И все это в попытке уберечь их. Но, что хуже всего, он не принимает ничьей помощи, самостоятельно неся весь груз ответственности. Чтобы вести дела с представителями других цивилизаций, ему приходится закрываться и заглушать свои чувства, а также способности, постоянно держа все эмоции под контролем. Это очень тяжело. Вот сколько бы нормальный человек смог находиться в центре какофонии из множества разнообразных громких и разобщенных звуков? А если ему при этом надо еще и с кем-то общаться? И не с одним, а с разными людьми? Ведь ему надо выделить и услышать каждого отдельно. Как думаешь, у скольких людей это получится? А даже если и так, то, через какое время, без отдыха, поддержки и помощи, этот человек начнет сбиваться, путаться и совершать ошибки? А скольким удастся сохранить свой слух, ежедневно на протяжении многих лет находясь в эпицентре шумового разноголосия?